Эмил Хески: «Мой лучший партнер в атаке – Майкл Оуэн. Я был мощным, а он забивал»

Откровенное интервью знаменитого экс-форварда «Ливерпуля» и сборной Англии.

Кто-то будет сетовать на неудачи Эмила Хески, но давайте посмотрим на его карьеру – мягко говоря, вполне неплохо. За 22 года он выиграл большие трофеи с «Ливерпулем» и принял участие в трёх больших турнирах с Англией. Весьма неплохо.

Мы разместились в «мужской берлоге» Эмила, снабжённой всем, что можно хотеть: тут и стол для бильярда, и стол для аэро-хоккея, и мини-бар. На стенах висят футболки знаменитых визави. «Большинство из них не мои», - усмехается великан. Но наше внимание привлекло именно его облачение: футболка, которую Эмил носил во время разгрома Германии со счётом 5:1 в сентябре 2001. «Я сюда не заходил поиграть или подвыпить уже сотню лет. Может, всего раз после того, как переехал», - он вздыхает.

В январе Хески исполнилось 40, но ему есть чем заняться: вокруг бегает четверо детей. Двое – Риган и Джейден – уже заинтересовали скаутов «Манчестер Сити». Самый юный – Мендес – родился только в 2017.

— У тебя есть младший брат по имени Ривеллино. Почему же тебя не назвали в честь команды Бразилии из семидесятых?
— Даже не знаю. Думаете, было бы лучше наоборот? Впрочем, ему имя нравится. Оно особенное – больше в мире Ривелино нет [речь идёт о написании «Ривелино» с одной «л»].

— Ты дебютировал за «Лестер» в матче против «КПР» в возрасте 17 лет. Как ты прорвался так рано? Ты, наверное, нервничал?
— Я был парнишей, который сопровождал основную команду, помогал с экипировкой. Тренировались мы тоже вместе. В тот день многие заболели, и я был единственным вариантом. Босс Марк Макги ничего не сказал, пока мы не собрались в раздевалке. Он вывесил состав, а я закричал: «Тут моё имя!» Но у меня было время понервничать. И то была совсем не лучшая моя игра, но все мы с чего-то начинаем.


— Как ты получил прозвище «Бруно»? Что ты о нём думал?
— Ну так уж случилось – фанаты придумали. Я был крупным пареньком в 17-18 лет – где-то 88 килограммов. Но я был быстр. Звучало уместно.

— Что ты помнишь о последних секундах финала плей-офф первого дивизиона в 1996?
— Немного! Помню, как носился по полю после победного от Стива Клэриджа. Потрясающий матч на старом «Уэмбли»: атмосфера и вообще всё были на высоте. Я выступал и на старом, и на новом стадионе, и прежний «Уэмбли» был просто волшебным. Я чувствовал наследие и любовь. Да и болельщики были громче.

— Что расскажешь о культуре «Лестера» за пределами поля? Книга Маззи Иззета упоминала легендарные вторничные вечера…
— Босса [Мартина О’Нилла] мы по будням не видели. По вторникам он давал нам много бегать, а затем в среду был выходной. Так что вечером вторника можно было и выпить. Мы были дисциплинированы и знали, когда можно пить, но мы никогда не перегибали палку. Впрочем, если уж вспомнить, то была парочка парней, которые слишком уж ждали вторника…

Многие из нас предпочитали итальянский ресторан «Baffone» в центре. Тут мы просто ели, но иногда и перегибали палку. Я был ещё совсем юн и участия не принимал. Я перекусывал и прощался, и даже половины того безобразия не видел. Я слышал истории и думал: «А я где был»? Ответ как правило был один: «В постели».

Когда всё хорошо, тренеры часто закрывают глаза на такое. «Лестер» прошёл в четыре финала на «Уэмбли» за пять сезонов, и четыре раза финишировал в первой десятке. Сложно наезжать на футболистов, которые добиваются результатов. Я сейчас вспоминаю и задаюсь вопросом как это было возможно – футбол нынче совсем другой.

— Были другие варианты ухода до «Ливерпуля»?
— «Блекберн» дал о себе знать, когда мне было 16, но в тот момент я никуда не собирался. Мне было комфортно, я жил дома, и не принимал участие в больших играх. Я знал, что буду выступать за «Лестер». Я также был в сборной Англии до 18 лет на Евро-96 во Франции, на острие вместе с Майклом Оуэном. У французов была невероятная команда – Вильям Галлас, Микаэль Сильвестр, Тьерри Анри, Николя Анелька… так что они выиграли.

Их тренером был Жерар Улье, который положил на меня глаз с того момента. Я болел за «Ливерпуль», так что даже не думал над их предложением. Это был огромный прогресс. В «Лестере» я был с девяти лет, а в 17 я попал в основу. Больше я ничего не знал.

«Лестер» был, скажем так, расслабленным местом. В «Ливерпуле» всё было чётко организовано. Ты знал, что должен делать, каждую минуту каждого дня. Постоянные встречи, постоянные уроки: тебя учили, почему-то кто-то играет лучше и почему есть клубы сильнее. Как можно играть стабильнее. У меня было чёткое понимание, в какую сторону двигаться.


— Сказался ли факт того, что ты мог сыграться с Майклом Оуэном, на твоём выборе «Ливерпуля»? Вы проводили много времени за пределами поля?
— Было здорово, ведь мы уже сыгрались в молодёжной сборной. Мы понимали друг друга, и наши отношения передались взрослой команде. Мы оба были рады постоянно играть вместе.

Не знаю точно, почему мы были так хороши вместе – мы просто сошлись. Это было время, когда «великан и карлик» в атаке было модным веянием. Мы были быстры, я был мощным, а он забивал, так что всё получалось. Но вне футбольного поля мы немного общались.

— Твоя статистика голов была частым оружием в руках острословов. Как ты реагировал на критиков?
— Я никогда не воспринимал себя голеадором, но я знал, что могу предложить команде: я создавал моменты, удерживал мяч и выполнял свою функцию. Другие обожали со мной играть. Нужно уметь принимать и хорошее, и плохое, но признаюсь, в конце концов критика меня задела. Возможно, потому что я слышал только плохое. Обо мне говорили только плохое.

Рано или поздно привыкаешь. Я учил молодых не волноваться о критике, которая всегда не более чем мнение одного человека. Забудьте о нём: вот рядом десять людей, которые вас любят.

— В дебютный сезон в «Ливерпуле» ты выиграл три трофея. Какой – самый любимый?
— Наверное, Кубок Англии. Когда я рос, это был самый легендарный трофей – и единственный, который транслировали по телевизору. Мы не заслуживали победы над «Арсеналом», но мне было плевать – когда с отбой играет Майкл, всегда опасный в штрафной, шанс всегда подвернётся. Он был невероятен, и каждый раз, когда появлялся шанс, либо попадал в створ, либо забивал.

Забавно, я с трудом вспоминаю финал Кубка УЕФА 2001 года, хоть то и была важнейшая игра со счётом 5:4. Наверное, потому что я играл в целой тонне матчей и уже выступал на автопилоте. Голы припоминаю, но это всё.

— Германия 1: 5 Англия. Вперёд.
— (Улыбается) Исторический момент. Свен-Ёран Эрикссон руководил сборной несколько месяцев, но эту же встречу мы провалили на «Уэмбли» со счётом 1:0. В Мюнхене уже после шести минут мы проигрывали. Они могли и больше забить, и мы нервничали. Но мы собрались, и Майкл открыт счёт. Стиви (Джеррард) забил второй, и мы просто не останавливались. Напоследок и я отличился.


— «Золотое поколение» было известно целым рядом потрясающих футболистов. Почему же они ничего не выиграли?
—Мне кажется, давление было слишком сильным. Да и мы как команда не особо сыгрались. Слишком много претендентов на одну позицию, и от Скоулза мы не добились максимума. Постоянно обсуждалось, кто где будет играть, и куда поставить Стиви. Индивидуально мы были хороши, но как команда – не очень.

— В последние годы Эрикссона ты его любимчиком не был. Что случилось? Ты злился на него?
— Сейчас я не сержусь. Его решение мне помогло – я смог отойти от той атмосферы. Я не скажу, что атмосфера была ядовитой, но порой бывало реально страшно. Внимание публики просто невероятное. Часто вина лежит на СМИ. Это было хорошее время отойти, но я всё равно скучал по сборам.
Иногда мне казалось, что я должен был быть частью команды – особенно в первый год в «Бирмингеме», когда всё шло не лучшим образом. Это был стремительный переход от игры с Гари Макаллистером, Стивеном Джеррардом и Данни Мёрфи к футболистам «Бирмингема». В одной команде твой забег никогда не останется незамеченным, а в другой часто и не увидят, как ты выбежал и сделал пас. Приходилось менять подход.

— Как появилось знаменитое отмечание гола в «диджейском» стиле?
— У меня есть друг по имени Джонатан Джозеф – или DJ Spoony. Он очень хотел придумать новый способ отметить гол. В первом сезоне была труба, а во втором – «ди-джей». Он же придумал празднование в стиле гольфа, так что можно назвать его моим персональным хореографом.

— Болельщики «Лестера» всегда будут благодарны за твоё пожертвование 100 тыс. фунтов на спасение клуба в 2002. Почему ты помог?
— Без «Лестера» не было бы Эмила Хески. Так я считал, поэтому не помочь клубу было нельзя. Когда Гари Линекер собрал консорциум, я подумал: «А почему бы и нет?» и вложился. И мы помогли. С того момента они добились немалого!

— Почему в 2004-м ты перешёл в «Бирмингем» из «Ливерпуля»? Было тяжело?
— У меня оставался год в контракте, но Рик Пэрри (тогдашний гендиректор) предупредил меня о переходе Джибриля Сиссе из «Осера». Мне уже ничего не гарантировали. Я сказал: «Окей, я буду бороться». Но он отмахнулся: «Нет, Сиссе должен будет играть».

Так что выбора не было. Предложение «Бирмингема» приняли – и всё. Я наслаждался жизнью в Ливерпуле – отличное время, весёлое и эмоциональное.
Ребёнком идёшь в спорт за трофеями и медалями. Мне посчастливилось попасть в «Лестер», а затем я пошёл на повышение с «Ливерпулем». Выше второго места мы не поднимались, но мы выигрывали кубки, и большего я и не просил.

— И в «Лестере», и в «Бирмингеме» с тобой выступал Робби Сэвидж. Скажи, неприятное впечатление о нём правдиво?
— Сэв – это Сэв, понимаете? Но он был неплохим футболистом и именно тем, в ком нуждался «Бирмингем». Он задирал других. Он был в форме, постоянно всем мешал и время от времени забивал штрафные. Меня на поле он не раздражал. Он был забавный, и с ним можно хорошо провести время. Когда он ушёл, нам его недоставало.


—Ты перешёл в «Астон Виллу» из-за О’Нила? Ты не думал, что разочаруешь поклонников «голубых»?
— Мартин хотел меня в «Селтике» ещё в мои ливерпульские дни, а затем – в «Вилле». Я не хотел никого расстраивать, но даже после перехода фанаты «Бирмингема» относились ко мне хорошо. Иногда болельщики обеих команд спорят, за кого я лучше играл!
Из «Бирмингема» я ушёл в «Уиган», потому что меня вдохновляла работа Пола Джуэлла. Но в итоге я вернулся к боссу в «Вилле». Было здорово опять с ним работать – он вообще не изменился.

— Помнится, была игра в «Астон Вилле», когда ты просто взорвался во время спора с рефери Майком Джонсом. Что так разозлило? На тебя это не было похоже…
— Был матч против «Уигана» [в 2011]. Представьте, что я бью вас по голове локтём каждые пять минут – рано или поздно терпение кончится! Сумасшествие. И когда рефери не видит ничего и просто говорит играть дальше, перестаёшь видеть смысл во всём матче. Зачем он здесь и зачем я здесь?
В перерыве у меня кончилось терпение, я снялся и отправился домой до финального свистка. Бывает и такие дни – никто из нас не может быть паинькой каждый день.

—Ты первый поздравил Дэвида Бекхэма после его гола Греции со штрафного на последних минутах. Неслучайно, конечно?
—Ещё бы! Это я хорошо помню. Я никогда не видел, чтобы кто-то так контролировал фланг. Он был потрясающ, в лучшей форме. Я думал: «вау, как у него это удаётся?» Может, потому что все подсознательно думали о Бэксе – этакая мышечная память. Есть мяч – давайте ему. Люди забывают, насколько он был хорош.

— Кто твой любимый партнёр в атаке?
— Майкл Оуэн. Мы отлично сыгрались и понимали друг друга. Мне также нравилось играть с Николя Анелька в «Ливерпуле». Отличный футболист. Почему же мы не подписали его из ПСЖ насовсем? Не знаю. А в итоге что? Мы решили подписать Эль-Хаджи Диуфа, вот что…

— Правда, что Стив Макларен вернул тебя в сборную по просьбе Оуэна в 2007?
— Не думаю, что он прямо меня попросил. Мне позвонили, и я думал не поднимать, потому что не узнал номер. «Это Стив…» Какой Стив? «Стив Макларен». Он сказал, что побеседовал с Майклом и подумал, что было бы неплохо меня позвать. Он и другим позвонил, хотя мне казался такой способ донести информацию странноватым. Но я был счастлив и спорить не стал!

— Ты вернулся на международный уровень с Фабио Капелло. Что ты о нём думаешь?
— Капелло был хорош. Многим не нравилась его строгость, но я был не против. Я вообще правила люблю – всегда знаешь, что делать. Но в футболе постоянно всё в движении. Многие хотели сами диктовать условия – особенно игроки. Ему такое было не по душе. Люди не любят перемены. Люди коварны.

Никто с ним не был груб – во всяком случае на моей памяти. Но я сам никогда не вмешивался. СМИ рассказывали о том, как я принимал участие в той заговорческой встрече во время ЧМ-2010, а я разводил руками: «Где моё приглашение»? Вся политика обходила меня стороной.

— Почему Англия развалилась на ЧМ-2010?
— Честно не знаю. У нас были отличные условия, но люди ныли, что от больших городов далеко. Поля для тренировки были хорошие, отличный зал – что ещё надо? Может, скучно, когда не в своей компании, но меня это не волновало.
У меня были друзья, от которых порой хотелось отдохнуть. Они высасывали мои силы – я просто молил о пяти минутах покоя! Так что я был в порядке. У моих родителей было четверо детей, так что я умею ценить одиночество.

— Какой вердикт ты подведёшь своей карьере в сборной?
— Я ценю каждую минуту. Хотелось бы трофей, но мы не сыгрались как на поле, так и вне его. Были разделения по клубам – пятеро ребят были из «Манчестер Юнайтед», пятеро из «Ливерпуля», и парочка других. Я принадлежал и к тому, и к другому лагерю.
Когда я был в «Лестере», я стоял порознь, но стоило перейти в «Ливерпуль», как я постоянно с кем-то тусил. Я не вернулся, пока не оказался в «Уигане», где я выступал с Крисом Киркландом, так что мы были вместе. Так всё устроено. Никакой агрессии, просто естественное разделение. Ты осматриваешься и идёшь к тем, кого знаешь.

— Почему ты перешёл в «Ньюкасл Юнайтед Джетс»?
— Их тренер связался со мной через Робби Фаулера, который уже выступал в Австралии. К тому моменту я понимал, что в АПЛ наигрался – шёл 17-й год. Я хотел новых ощущений, и не пожалел. Не знаю, чего я ожидал, но все отнеслись ко мне тепло. Болельщики и игроки просто отличные.
В Австралии всё иначе. Иногда кажется, что футбол и не на первом месте. Мы тренировались в 7:30 утра, а остальной день отдыхали. Один паренёк распорол ногу, занимаясь сёрфингом. Я был в ужасе: «Друг, так нельзя. Ты так на жизнь зарабатываешь!»

— Не натыкался на страшную живность в Австралии?
— В городе как правило ничего не увидишь – за исключением здоровенных пауков. Езжай на север, и там есть всё: медузы, смертоносные паучки, ядовитые лягушки.

Мы тренировались на кампусе, где кусты были забиты коричневыми змеями. Они не безобидны, так что я предпочитал о них не думать.


— Каково это, когда Нил Леннон стал тренером в «Болтоне»?
— Сначала странно, затем смешно. Я называл его «приятель», а он в ответ: «нельзя называть меня приятелем». И угрожал ещё оштрафовать за каждого «приятеля». С ним было хорошо работать, было в нём что-то от Мартина О’Нила.

Я пришёл в «Болтон» в середине сезона 2014/15, и было классно. Но как стали заканчиваться ресурсы, битва стала отчаянной. Кто-то был молод и еле находил средства к существованию – приходилось уходить только чтобы прокормиться. Но он справился.

— Планируешь стать тренером или менеджером в будущем?
— Мне нравится наставлять ребят. Я занимался этим в «Болтоне». Я уже поработал над тренерской лицензией, но дальше нет смысла и пытаться, пока кто-то не проявит интерес к тебе. Смысл мне быть самым квалифицированным безработным тренером? У меня Уровень два, после уже можно и «Б» получать. Но это – уже в клубе.

— Почему, ты думаешь, всё ещё так мало чернокожих тренеров?
— Мне кажется, нет никакого прогресса с момента, как я сам стал играть. Это касается тренеров, менеджеров и руководителей. Изменился ли это? Вряд ли. Ничто пока не убедило меня в обратном. Число чернокожих тренеров остаётся прежним. Что делать? Мы любим дискуссировать, но насколько это поможет?

— Если бы ты мог что-то изменить в своей карьере, что бы ты сделал?
— Остался бы в «Ливерпуле» ещё на сезон – в следующем году они выиграли ЛЧ!

Автор: Джо Бревин, FourFourTwo
Перевод и адаптация Денис КОШЕЛЕВ